Ной
fox411
offline
Ходили с женой и дочерью.
История отца, воина и спасителя Человечества и всего живого на Земле.
В нескончаемой череде киноапокалипсисов, Даррен Аронофски стал первым режиссером, кто обратился если уж не к истоку — видимо, не за горами экранизация Откровения Иоанна Богослова — то точно копнул глубже всех создателей катастроф, взяв за основу ветхозаветный сюжет о потопе, ставший неотъемлемой частью человеческой памяти. Грандиозность темы требует грандиозных затрат и неумолимой решительности, которую, между прочим, постановщик показал в конфликте с продюсерами, пожелавшими после неоднозначных оценок фокус-групп перемонтировать фильм на свой лад. Аронофски свое детище отстоял — значит, как минимум, произведение требует внимательного прочтения, а не заблаговременного осуждения.
Голливудский инструментарий, которым орудует режиссер, препарируя очень тонкий материал библейских сказаний, навряд ли прибавит ему союзников, скорее наоборот — заранее настроит публику скептически. Но есть один немаловажный факт, хоть и отчасти смехотворный: Даррен Аронофски — не Майкл Бэй. Несмотря на марвеловскую масштабность и ожидаемое присутствие клише, перед нами не аттракцион, а один из немногих примеров попытки создать достойный пеплум, где бы точность первоисточника гармонично сочеталась с художественным мышлением творца. Мысль автора прочитывается, хоть и кажется, что порой она задавлена традиционным голливудским нарративом с предсказуемыми ситуациями и тривиальными конфликтами.
Память об изгнании из Эдема все еще жива в молодом человечестве, и все равно допотопный мир наполнен тайнами и волшебством, хотя Бог по-прежнему хранит молчание. Это безмолвие или непосредственное отсутствие рождает в определенный момент повествования немаловажный конфликт в душе самого Ноя, что делает историю по-настоящему человеческой. Даррен Аронофски не боится упрощений и, может быть, неточных пантеистических обобщений, которые он делает в своих небольших лирических отступлениях, выполненных в духе Терренса Малика: желание в одном предложении смешать эволюционизм с креационизмом является отчасти вульгарным знаком нашего времени, но невозможно отрицать того, что такой силы дерзновение, которое демонстрирует постановщик, не возвысится до универсализма, нивелирующего всякие различия.
Поэтому здесь Бог одновременно есть и в то же время его совсем нет, а человек одновременно подчиняется Его воле и в то же время он абсолютно свободен. И кто бы что ни говорил, а Даррен Аронофски высоко поднял планку многобюджетного кино, реабилитировав такое понятие, как философский блокбастер (впрочем, все равно звучащее как оксюморон).
История отца, воина и спасителя Человечества и всего живого на Земле.
В нескончаемой череде киноапокалипсисов, Даррен Аронофски стал первым режиссером, кто обратился если уж не к истоку — видимо, не за горами экранизация Откровения Иоанна Богослова — то точно копнул глубже всех создателей катастроф, взяв за основу ветхозаветный сюжет о потопе, ставший неотъемлемой частью человеческой памяти. Грандиозность темы требует грандиозных затрат и неумолимой решительности, которую, между прочим, постановщик показал в конфликте с продюсерами, пожелавшими после неоднозначных оценок фокус-групп перемонтировать фильм на свой лад. Аронофски свое детище отстоял — значит, как минимум, произведение требует внимательного прочтения, а не заблаговременного осуждения.
Голливудский инструментарий, которым орудует режиссер, препарируя очень тонкий материал библейских сказаний, навряд ли прибавит ему союзников, скорее наоборот — заранее настроит публику скептически. Но есть один немаловажный факт, хоть и отчасти смехотворный: Даррен Аронофски — не Майкл Бэй. Несмотря на марвеловскую масштабность и ожидаемое присутствие клише, перед нами не аттракцион, а один из немногих примеров попытки создать достойный пеплум, где бы точность первоисточника гармонично сочеталась с художественным мышлением творца. Мысль автора прочитывается, хоть и кажется, что порой она задавлена традиционным голливудским нарративом с предсказуемыми ситуациями и тривиальными конфликтами.
Память об изгнании из Эдема все еще жива в молодом человечестве, и все равно допотопный мир наполнен тайнами и волшебством, хотя Бог по-прежнему хранит молчание. Это безмолвие или непосредственное отсутствие рождает в определенный момент повествования немаловажный конфликт в душе самого Ноя, что делает историю по-настоящему человеческой. Даррен Аронофски не боится упрощений и, может быть, неточных пантеистических обобщений, которые он делает в своих небольших лирических отступлениях, выполненных в духе Терренса Малика: желание в одном предложении смешать эволюционизм с креационизмом является отчасти вульгарным знаком нашего времени, но невозможно отрицать того, что такой силы дерзновение, которое демонстрирует постановщик, не возвысится до универсализма, нивелирующего всякие различия.
Поэтому здесь Бог одновременно есть и в то же время его совсем нет, а человек одновременно подчиняется Его воле и в то же время он абсолютно свободен. И кто бы что ни говорил, а Даррен Аронофски высоко поднял планку многобюджетного кино, реабилитировав такое понятие, как философский блокбастер (впрочем, все равно звучащее как оксюморон).
Tapochka
offline
Даже после хорошей рецензии скепсис остался. Но когда кончатся более интересные фильмы, то я "Ноя" посмотрю.
